"Святость, без которой никто не увидит Господа" (Евреям xii. 14).
{1} В этом тексте Духу Святому было угодно в нескольких словах передать главную истину религии. Именно это обстоятельство делает его особенно впечатляющим; ведь сама истина в той или иной форме провозглашается во всех частях Писания. Нам снова и снова говорится, что соделать грешные создания святыми было великой целью, которую преследовал наш Господь, взяв на Себя нашу природу, и поэтому никто, кроме святых, не будет принят Его ради в последний день. Вся история искупления, завет милосердия во всех его частях и положениях свидетельствует о необходимости святости для спасения; об этом свидетельствует и наша естественная совесть. Но в данном тексте то, что в других местах подразумевается в ходе событий и предписывается заповедью, здесь изложено доктринально, как важный и необходимый факт, результат некоего великого необратимого закона в природе вещей и непостижимого определения Божественной воли.
Теперь кто-то может спросить: "Почему святость является необходимым условием для того, чтобы мы были приняты на небеса? Почему Библия так строго предписывает нам любить Бога, бояться Его и повиноваться Ему, быть справедливыми, честными, кроткими, чистыми сердцем, прощающими, устремленными к небесам, самоотреченными, смиренными и покорными? Человек явно слаб и испорчен; почему же тогда ему предписывается быть таким религиозным, таким неземным? Почему от него требуется (говоря сильным языком Писания) стать "новой тварью"? Поскольку он по своей природе таков, каков он есть, не будет ли актом большей милости Божьей спасти его совсем без этой святости, которой ему так трудно, но (как кажется) так необходимо обладать?".
Но мы не имеем права задавать этот вопрос. Конечно, грешнику вполне достаточно знать, что по Божьей милости был открыт путь для его спасения, но не то, почему именно этот, а не другой путь был избран Божественной мудростью. Вечная жизнь - это "дар Божий". Несомненно, Он может предписать условия, на которых Он даст ее; и если Он определил святость как путь жизни, этого достаточно; не нам спрашивать, почему Он так решил.
Однако этот вопрос может быть задан с благоговением и с целью расширить наше представление о собственном состоянии и перспективах; и в этом случае попытка ответить на него будет полезной, если она будет сделана трезво. Итак, я перехожу к изложению одной из причин, указанных в Писании, почему нынешняя святость необходима, как нам говорит текст, для будущего блаженства.
Быть святым - это, по словам нашей Церкви, иметь "истинное обрезание Духа", то есть быть отделенным от греха, ненавидеть дела мира, плоти и дьявола; получать удовольствие от исполнения заповедей Божьих; поступать так, как Он хотел бы, чтобы мы поступали; жить привычными образами в глазах грядущего мира, как будто мы разорвали узы этой жизни и уже умерли. Почему мы не можем спастись, не имея такого образа мыслей?
Я отвечаю следующим образом: Даже если допустить, что человек нечестивой жизни попадет на небо, он не будет там счастлив; так что не было бы милосердием разрешить ему войти туда.
Мы склонны обманывать себя и считать небеса местом, подобным земле, то есть местом, где каждый может выбирать и получать собственное удовольствие. Мы видим, что в этом мире активные люди имеют свои удовольствия, а домоседы - свои; люди литературы, науки, политического таланта имеют свои стремления и удовольствия. Следовательно, нас побуждают действовать так, как будто в другом мире будет то же самое. Единственное различие, которое мы ставим между этим миром и следующим, заключается в том, что здесь (как мы хорошо знаем) люди не всегда уверены, но там, мы полагаем, они всегда будут уверены в получении того, к чему стремятся. И, соответственно, мы заключаем, что любой человек, независимо от его привычек, вкусов и образа жизни, попав на небеса, будет там счастлив. Не то чтобы мы полностью отрицали, что некоторая подготовка необходима для следующего мира, но мы не оцениваем ее реальный масштаб и важность.
Мы думаем, что можем примириться с Богом, когда захотим; как будто в этом случае вообще ничего не требуется от человека, кроме некоторого временного внимания, более чем обычного, к нашим религиозным обязанностям, - немного строгости, во время нашей последней болезни, {4} к богослужениям Церкви, как деловые люди укладывают свои письма и бумаги, отправляясь в путешествие или проводя расчеты.
Но подобное мнение, хотя оно и широко распространено, опровергается, как только его высказывают. Ведь небеса, как ясно из Писания, не являются местом, где можно одновременно заниматься множеством различных и противоречивых дел, как это происходит в этом мире. Здесь каждый человек может заниматься своим собственным удовольствием, но там он должен заниматься Божьим удовольствием. Было бы самонадеянностью пытаться определить занятия той вечной жизни, которую добрые люди должны провести в присутствии Бога, или отрицать, что то состояние, которое ни глаз не видел, ни ухо не слышало, ни разум не постиг, может включать в себя бесконечное разнообразие увлечений и дел. Тем не менее, нам ясно сказано, что будущая жизнь будет проходить в присутствии Бога, в смысле, который не применим к нашей нынешней жизни; так что лучше всего ее можно описать как бесконечное и непрерывное поклонение вечным Отцу, Сыну и Духу. "Они служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать среди них... Агнец, который посреди престола, будет пасти их и поведет их к живым источникам вод". И снова: "Город не имел нужды ни в солнце, ни в луне, чтобы светить в нем, ибо слава Божия осветила его, и Агнец есть свет его. И народы спасенные будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою". [Откр. vii. 15, 17; xxi. 23, 24]. Этих отрывков из святого Иоанна достаточно, чтобы напомнить нам о многих других.
Небеса не похожи на этот мир; я скажу, на что они похожи гораздо больше - это на церковь. Ибо в месте общественного поклонения не слышно языка этого мира; там не выдвигаются планы для мирских целей, больших или малых; нет информации о том, как упрочить наши мирские интересы, расширить наше влияние или повысить наш капитал. Эти вещи, конечно, могут быть правильными в своем роде, но мы не можем отдать им свое сердце; тем не менее (я повторяю), совершенно точно, что в церкви мы не услышим ничего подобного. Здесь мы слышим только и исключительно о Боге. Мы славим Его, поклоняемся Ему, поем Ему, благодарим Его, исповедуемся Ему, отдаем себя Ему и просим Его благословения. И поэтому церковь подобна небу; потому что и там, и там перед нами предстает один-единственный суверенный субъект - религия.
Предположим, тогда, вместо того, чтобы сказать, что ни один нерелигиозный человек не может служить и созерцать Бога на небесах (или видеть Его, как выражается текст), нам бы сказали, что ни один нерелигиозный человек не может поклоняться или духовно видеть Его в церкви; разве мы сразу не поняли бы смысл доктрины?
В том смысле, что если бы сюда пришел человек, который позволил своему разуму развиваться своим собственным путем, как ему определила природа или случай, без каких-либо сознательных привычных усилий к истине и чистоте, он не нашел бы здесь настоящего удовольствия, но вскоре устал бы от этого места; потому что в этом доме Божьем он услышал бы только об одном предмете, который его мало или совсем не волнует, и совсем ничего о тех вещах, которые возбуждают его надежды и страхи, его симпатии и энергии. Если бы человек без религии (предположим, что это возможно) был допущен на небеса, то, несомненно, он испытал бы большое разочарование. Прежде, конечно, ему казалось, что он может быть там счастлив; но когда он туда попадет, он не найдет там ничего, кроме того, чего он избегал на земле, никаких занятий, кроме тех, которые он не любил или презирал, ничего, что связывало бы его с чем-либо другим во вселенной и заставляло бы его чувствовать себя как дома, ничего, во что он мог бы войти и отдохнуть. Он воспринимал бы себя как изолированное существо, отрезанное Высшей Силой от тех объектов, которые все еще витали бы вокруг его сердца. Более того, он оказался бы в присутствии той Высшей Силы, о которой он никогда на земле не мог заставить себя спокойно думать и которую теперь воспринимал лишь как разрушителя всего, что было ему дорого и любимо. Ах! Он не мог бы вынести лица Живого Бога; Святой Бог не был бы для него предметом радости. "Оставь нас в покое! Что нам делать с Тобой?" - вот единственная мысль и желание нечистых душ, даже когда они признают Его величие. Никто, кроме святых, не может взирать на Святого; без святости ни один человек не сможет увидеть Господа.
Когда же мы думаем принять участие в небесных радостях без святости, мы поступаем так же неосмотрительно, как если бы полагали, что можем принимать участие в поклонении христиан здесь, внизу, не обладая ею в должной мере. Беспечный, чувственный, неверующий ум, ум, лишенный любви и страха Божьего, с узкими взглядами и земными целями, низким уровнем долга и удрученной совестью, ум, довольный собой и не покоряющийся воле Божьей, в последний день почувствует так же мало удовольствия от слов: "Войди в радость Господа твоего", как и сейчас от слов: "Помолимся". Нет, гораздо меньше, потому что, находясь в церкви, мы можем отвлечься на другие темы и забыть, что Бог смотрит на нас; но на небесах это невозможно.
Итак, мы видим, что святость, или внутреннее отделение от мира, необходима для того, чтобы попасть на небеса, потому что небеса - это не рай, это не место счастья, кроме как для святых. Есть телесные недуги, которые влияют на вкус, так что самые сладкие ароматы становятся неблагородными для обоняния; есть недуги, которые ухудшают зрение, окрашивая прекрасное лицо природы в какой-то болезненный оттенок. Точно так же существует моральная болезнь, которая нарушает внутреннее зрение и вкус; и ни один человек, страдающий от нее, не в состоянии наслаждаться тем, что Писание называет "полнотою радостей пред лицом Божьим, блаженством в деснице Его вовек".
Если бы мы хотели представить себе наказание для нечестивой, порочной души, мы, пожалуй, не смогли бы придумать большего, чем призвать ее на небеса. Рай был бы адом для нерелигиозного человека. Мы знаем, какими несчастными мы чувствуем себя в настоящее время, когда остаемся одни среди незнакомых людей или людей с иными вкусами и привычками, чем наши. Как, например, тяжело было бы жить в чужой стране, среди людей, чьих лиц мы никогда не видели и чей язык не могли выучить. И это лишь слабая иллюстрация одиночества человека с земными нравами и вкусами, попавшего в общество святых и ангелов. В каком одиночестве бродил бы он по небесным дворам! Он не нашел бы никого похожего на себя; он видел бы во всех направлениях знаки Божьей святости, и они заставляли бы его содрогаться. Он чувствовал бы себя постоянно в Его присутствии. Он уже не мог бы повернуть свои мысли в другую сторону, как сейчас, когда совесть упрекает его. Он знал бы, что Вечное Око постоянно наблюдает за ним; и это Око святости, которое является радостью и жизнью для святых созданий, казалось бы ему Оком гнева и наказания. Бог не может изменить Свою природу. Свят Он должен быть всегда. Но пока Он свят, ни одна несвятая душа не может быть счастлива на небесах. Огонь не раскаляет железо, но раскаляет солому. В противном случае он перестал бы быть огнем. Так и сами небеса будут огнем для тех, кто желает перебраться через великую бездну, чтобы избежать адских мук. Перст Лазаря только усилит их жажду. Само "небо, которое у них над головой", станет для них "медью".
И так, я частично объяснил, почему именно святость предписана нам как условие для допуска на небеса. Кажется, что это необходимо по самой природе вещей. Мы не понимаем, как может быть иначе. Теперь я упомяну две важные истины, которые вытекают из всего сказанного.
1. Если для входа на небеса необходим определенный склад ума, определенное состояние сердца и привязанностей, то наши поступки будут способствовать нашему спасению, главным образом, в той мере, в какой они направлены на создание или подтверждение этого склада ума. Добрые дела (как их называют) требуются не потому, что в них есть какая-то заслуга, не потому, что они сами по себе могут отвратить гнев Божий за наши грехи или приобрести для нас небеса, но потому, что они являются средством, под действием Божьей благодати, укрепления и проявления того святого принципа, который Бог вживляет в сердце, и без которого (как говорит нам текст) мы не можем увидеть Его. Чем многочисленнее наши дела милосердия, самоотречения и терпения, тем, конечно, больше наш разум будет воспитан в духе милосердия, самоотречения и терпения. Чем чаще будут наши молитвы, чем смиреннее, терпеливее и благочестивее будут наши повседневные дела, тем больше это общение с Богом, эти святые дела будут способствовать тому, что наши сердца станут святыми и подготовят нас к грядущему присутствию Бога. Внешние поступки, совершаемые по принципу, создают внутренние привычки. Повторяю, отдельные акты послушания воле Божьей, добрые дела, как их называют, служат нам, постепенно отрывая нас от этого мира чувств и накладывая на наши сердца отпечаток небесного характера.
Итак, ясно, какие дела не служат нашему спасению: все те, которые либо не оказывают никакого влияния на сердце, чтобы изменить его, либо оказывают плохое влияние. Что же тогда сказать о тех, кто считает, что это очень просто - угодить Богу и расположить себя к Нему; кто совершает несколько скудных служений, называя их хождением по вере, и довольствуется ими? Слишком очевидно, что такие люди, вместо того, чтобы получить пользу от своих поступков, таких как благодеяния, честность или справедливость, могут (я бы даже сказал) пострадать от них. Ибо эти самые поступки, хотя и хорошие сами по себе, способствуют развитию в этих людях дурного духа, испорченного состояния сердца, то есть самолюбия, самомнения, самоуверенности, вместо того, чтобы обратить их от мира сего к Отцу духов. Подобным образом, внешние действия, такие как посещение церкви и молитвы, которые, конечно, являются долгом, обязательным для всех нас, действительно полезны только для тех, кто делает их в небесном духе. Потому что такие люди используют эти добрые дела только для улучшения сердца; тогда как даже самая строгая внешняя набожность не приносит пользы человеку, если не улучшает его.
Но обратите внимание, что из этого следует. Если святость - это не просто совершение определенного количества хороших поступков, а внутренний характер, который по Божьей благодати следует за их совершением, то как далеки от этой святости многие люди! Они еще даже не послушны во внешних делах, что является первым шагом к ее обретению. Им даже приходится учиться совершать добрые дела как средство для изменения своего сердца, что является целью. Из этого сразу же следует, хотя Писание и не говорит нам об этом прямо, что никто не в состоянии подготовить себя к небу, то есть сделать себя святым, за короткое время; по крайней мере, мы не видим, как это возможно; и это, рассматриваемое просто как вывод разума, является серьезной мыслью. Но, увы, как есть люди, которые думают спастись несколькими скудными делами, так есть и такие, которые полагают, что могут спастись все сразу, внезапно и легко приобретя веру. Большинство людей, живущих в пренебрежении к Богу, заглушают свою совесть, когда она беспокоит их, обещанием покаяться в будущем. Как часто они идут по этому пути, пока смерть не застает их врасплох! Но мы предположим, что они начнут каяться, когда наступит этот будущий день. Допустим даже, что Всемогущий Бог простит их и примет в Свои святые небеса. Но разве больше ничего не требуется? Разве они не в состоянии служить Ему на небесах? Не на этом ли самом пункте я так настаивал, что они не в состоянии? Разве не было показано, что даже если бы они были допущены туда без изменения сердца, они не нашли бы удовольствия на небесах? И разве изменение сердца происходит за один день? Что из наших вкусов или пристрастий мы можем изменить по своему желанию в одно мгновение? Не самые ли поверхностные. Можем ли мы одним словом изменить весь склад и характер нашего ума? Разве святость не является результатом многих терпеливых, повторяющихся усилий по послушанию, постепенно работая над нами и сначала исправляя, а затем изменяя наши сердца? Конечно, мы не смеем ставить пределы Божьей милости и силе в случаях покаяния на поздних этапах жизни, даже если Он открыл нам общее правило Своего нравственного управления; но, несомненно, наш долг - постоянно держать перед собой и действовать в соответствии с теми общими истинами, которые провозглашает Его Святое Слово. Его Святое Слово различными способами предупреждает нас, что, как никто не обретет счастья на небесах, кто не свят, так никто не может научиться быть таковым в короткое время и когда захочет. Он подразумевает это в тексте, называя качество, для приобретения которого, как мы знаем, обычно требуется время. Она ясно, хотя и образно, выражает это в притче о брачной одежде, в которой внутреннее освящение является условием, отличным от принятия нами предложения милости, и небрежно пропускается в наших мыслях, как необходимое следствие этого; и в притче о десяти девах, которая показывает нам, что мы должны встретить жениха с елеем святости, и что требуется время, чтобы приобрести его. И в Посланиях святого Павла торжественно заверяется, что так можно злоупотребить Божественной благодатью так, что упустить отпущенное время и быть запечатленным еще до конца жизни в развратном разуме [Примечание 1].
Я хочу говорить с вами, братья мои, не как с отчужденными от милостей Божьих, но как с причастниками Его благодатного завета во Христе; и по этой причине вы находитесь в особой опасности, поскольку только те могут понести грех нарушения Его завета, кто имеет привилегию его соблюдать. Однако, с другой стороны, я не говорю с вами как со своевольными и упрямыми грешниками, подвергающимися неизбежному риску потерять надежду на небеса. Но я боюсь, что есть и такие, которые, если бы они честно обращались со своей совестью, были бы вынуждены признать, что они не сделали служение Богу своей первой и великой заботой; что их послушание, так сказать, было делом само собой разумеющимся, в котором сердце не принимало никакого участия; что они поступали праведно в мирских делах главным образом ради своих мирских интересов. Боюсь, что есть и такие, кто, каково бы ни было их религиозное чувство, все еще имеет такие сомнения в себе, которые заставляют их принять решение повиноваться Богу более точно в какой-то будущий день, такие сомнения, которые убеждают их в грехе, хотя и не настолько, чтобы донести до них его чудовищность или опасность. Такие люди легкомысленно относятся к назначенному времени милосердия. Обретение дара святости - это дело всей жизни. Ни один человек никогда не будет совершенным, настолько греховна наша природа. Поэтому, откладывая день покаяния, эти люди откладывают на несколько случайных лет, когда силы и энергия уходят, ту работу, для которой не хватит целой жизни. Эта работа велика и тяжела до невозможности. Даже в лучших людях остается много греха, и "если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится?" [1 Пет. iv. 18] Их участь может быть предрешена в любой момент; и хотя эта мысль не должна приводить человека в отчаяние сегодня, она должна заставлять его трепетать перед завтрашним днем.
Возможно, однако, другие могут сказать: "Мы знаем кое-что о силе религии, мы любим ее в какой-то мере, у нас много правильных мыслей, мы приходим в церковь, чтобы помолиться; это доказательство того, что мы готовы к небу, - мы в безопасности, и все сказанное не относится к нам". Но не будьте, братья мои, в числе этих людей. Одним из главных критериев того, что мы являемся истинными слугами Божьими, является наше желание служить Ему лучше; и будьте совершенно уверены, что человек, который довольствуется своим собственным мастерством в христианской святости, находится в лучшем случае в мрачном состоянии, а скорее в большой опасности. Если мы действительно пропитаны благодатью святости, мы будем ненавидеть грех как нечто низменное, неразумное и загрязняющее. Многие люди, правда, довольствуются частичными и нечеткими представлениями о религии и смешанными мотивами. Не довольствуйтесь ничем, кроме совершенства; изо дня в день старайтесь возрастать в знании и благодати, чтобы, если будет угодно, в конце концов достичь присутствия Всемогущего Бога.
И, наконец, пока мы трудимся над тем, чтобы сформировать наши сердца по образцу святости нашего Небесного Отца, утешением для нас является то, как я уже упоминал, что мы не предоставлены сами себе, но что Святой Дух милостиво присутствует с нами и позволяет нам изменить свои помыслы. Это утешение и ободрение, в то время как это внушает беспокойство и страх, знать, что Бог действует в нас и через нас [Примечание 2]. Мы являемся инструментами, но только инструментами нашего собственного спасения. Пусть никто не говорит, что я обескураживаю его и предлагаю ему задачу, которая ему не по силам. У каждого из нас есть дары благодати, заложенные в нас с юности. Мы хорошо знаем это, но не пользуемся своей привилегией. Мы формируем убогие представления о трудностях и, как следствие, никогда не вникаем в величие даров, данных нам для их преодоления. А потом, если вдруг мы глубже понимаем, какую работу нам предстоит выполнить, мы считаем Бога суровым хозяином, который многого требует от грешного рода. Действительно, узок путь жизни, но безгранична Его любовь и сила, которая находится с Церковью, местом Христа, чтобы вести нас по нему.
Примечания:
1. Евр. vi. 4-6; x. 26-29. См. также 2 Пет. ii. 20, 22.
2. Фил. ii. 12, 13.